Пока любовь не оживит меня - Лина Мур

Снимаю с тебя сапоги и отбрасываю на пол.

– Ты думаешь, Джайлс сможет узнать, что в ней за препарат? – Тихо спрашивает Джо, словно может потревожить твой сон.

– Сможет, у него здесь много связей, и он говорил деду, что тот не следит за сердцем, когда ему ещё не поставили никакого диагноза, – уверенно отвечая, расстёгиваю джинсы и стягиваю их с твоих ног.

– А это что такое? – Джо не позволяет мне укрыть от его глаз твоё тело, отпихивая меня, и указывая на колени.

– Включи верхний свет, – прошу его, наклоняясь и рассматривая множество тёмных точек.

Джо щёлкает выключателем, и комната озаряется, ослепляя на долю секунды.

– Уколы? – предполагает Джо. Подушечками пальцев вожу по коленям, ощущая вмятины внутри.

– Горох или бобы, – шепчу я, закрывая глаза.

– Не понял.

Шумно вздыхая, закрываю лицо руками, чтобы преодолеть резкую и ядовитую злость, ненависть, желание сейчас же убить его. Хотел бы я быть чудовищем с клыками и когтями, чтобы разодрать горло Филиппа. Наслаждаться, слушая, как булькает его кровь, и оставить подыхать одного.

Я не могу. Не могу смотреть и знать это. Не могу! Это моя вина. Моя. Ты не должна была узнать, что такое горох. Не должна была обманывать меня с самого начала и играть эту проклятую роль. Не должна! Дура. Боже, зачем?

Накрываю тебя одеялом и без слов выхожу из спальни, выключая свет. Как долго? Каждый день? Скорее всего, так и было. Он это сделал с тобой. Ему подсказали, он не так умён в этом виде наказания.

– Джаред, остановись, – мне перекрывает путь брат, ловя меня у выхода.

– Отвали, – рыча, пытаюсь отпихнуть его, но он качает головой.

– Нет, я не выпущу тебя. У тебя глаза, как у безумца. Что это было? Ред, что означает горох? – Повышая голос, толкает меня в грудь.

Туман из ярости понемногу рассеивается, оставляя тянущую боль. Она намного хуже, чем я испытывал. Она сродни той, когда осознал, что мои родители и сестра умирают. Медленно и жестоко сгорают.

Запускаю руку в волосы, желая содрать с себя скальп. Хоть как-то выплеснуть дискомфорт и жажду убить. Я готов стать им, готов к любой жестокости и насилию, только бы отомстить. Это буквально заставляет меня трястись от злости.

– Брат, скажи мне. Пойдём, – Джо толкает меня в спину подальше от двери. Бросаю на неё взгляд. Лучше сейчас, пока я киплю внутри. Лучше сейчас, а потом уже будет поздно. Но Джо вряд ли позволит мне совершить то, что обречёт на вечную тьму. Но не это предотвращает преждевременное убийство. А мысли о тебе. Я должен завершить всё, убедиться – ты будешь всегда защищена, затем меня уже ничто не остановит.

– Выпей, – вкладывает мне в руку бокал с алкоголем. Качаю головой и отставляю его.

– И что случилось? Почему взбесился? – Спокойно спрашивая, садится напротив меня в кресло.

– Ты знаешь что-то о наказании горохом? – Поднимаю на него взгляд.

– Нет.

– Это наказание из средневековья, но порой его используют и в сексуальной теме, только как воспитание. Человека ставят на колени на сухой или мороженый горох. Сначала это, кажется, очень легко, всего минуту или две, а потом превращается в ад. Терпеть такое невыносимо, тебе кажется, что ты сходишь с ума от боли, и больше ничего не остаётся внутри. Ты превращаешься в эту боль, которая не отпускает. Ходить после такого очень сложно. И чем дольше это практикуют, тем опаснее может сказаться на здоровье. Горох со временем раздробит суставы, ноги откажут, атрофируются, и человек захочет умереть сам, – делаю паузу, но не для того, чтобы Джо пришёл в себя, а чтобы самому принять этот факт.

– Ты думаешь…

– Я знаю, что он это делал. Вмятины от гороха не остаются после одного раза, особенно такие. Предполагаю, что это продолжалось долго. Возможно, таким способом, он пытался узнать, что делала Санта на самом деле в Дублине. Она ему не говорила, поэтому он продолжал. Вот причина, по которой она не выходила из дома. И эта же причина, почему он прятал её, чтобы она пришла в себя и ходила нормально к празднику. Он передвинул его не из-за выдуманной болезни, а из-за незнания, происходящего с ней. Она ещё недавно стояла на горохе, свежие следы, и по времени не менее двух часов. Предполагаю, что он связывал её или же что-то делал с ней, чтобы она не двигалась. Обычно очень трудно вытерпеть это время, ноги предают, ты не чувствуешь их, они немеют. И порезы по сравнению с этим цветочки, – замокаю, прочищая горло.

В глазах Джо пробегает сочувствие и раскаяние, он смотрит на меня, а я больше не могу говорить. Нечего. Не хочу думать, что она это вытерпела, и я позволил ему сотворить это. Я.

– Боже, вот же ублюдок. Неужели, у него ничего не осталось человеческого в сердце? – С ужасом шепчет брат.

– Человеческое? Смеёшься? Он убил своих родителей. Из-за него многие лишились жизней. У него нет сердца, и никогда не было, – кривлюсь от отвращения и поднимаюсь на ноги.

– И у меня тоже его нет, раз я позволил ему забрать её и продолжить насилие с особой жестокостью. Если бы я не создал тот мир, которого не существует для нас с ней, то всё было бы проще. Не для меня, для неё. А он подозревал что-то, возможно, кто-то из девочек оставил отметины на её коже или же нечто непоправимое. Не знаю, я не помню ту ночь в деталях, не хочу даже вспоминать. Мне гадко от самого себя, и следующий человек, который должен навсегда закрыть глаза после Филиппа, это я. Не заметил, как превратился в него, только называя принуждение – страстью.

– Ред…

– Джо, ожидай Джайлса и приведи его в спальню. Затем поезжай к Рейчел. Пусть Мэтью заберёт её, и не теряй времени. Посмотри на меня и не совершай ошибок. Если хочешь её, то не бойся пробовать. Я был полон страха, и из-за него пострадала она. Не повторяй моей глупости.

Выхожу из гостиной и поднимаюсь по лестнице. Мне нужна тишина. Мне необходимо время, чтобы понять и принять всё. Только в моих силах спасти Санту, и я должен прекратить давление в груди. Должен, иначе всё рухнет. Я не смогу довести дело до конца, не смогу сказать ей правду и ожидать вердикта. А я должен. Пусть мне будет так же больно, как и ей. Я хочу этого. Хочу наказать себя, но снять с неё это бремя, которое она не заслужила.

Возвращаюсь в спальню и тихо подхожу к постели. Он, скорее всего, морил тебя голодом, пока ты стояла на коленях. Унижал именно так, не позволяя даже сходить в туалет. Да, я знаю такого рода экзекуции, слышал и читал. Но не думал, что познакомлюсь лично с последствиями.

Отбрасывая одеяло, провожу пальцами по стройным, нет, уже болезненно худым ногам и останавливаюсь на коленях. Мне больно. Да, другого слова я не подберу. Мне так больно за тебя. Больно за то, что моя любовь тоже уродлива, как и я. А ты навсегда останешься для меня идеальной.

Касаюсь губами твоей прохладной кожи, испытывая муку. Только так у меня есть возможность насладиться чувствами. Моими. Увидеть их. Узнать их. Привыкнуть к ним и не бояться. Приходит время, что страхи отступают, когда дело касается боли. Страх по сравнению с душевной мукой ничто. Просто пепел, который унесёт ветер, оставив тебя одного обнимать и слушать тишину.